Глава 1
— Итак, ответчица, вы настаиваете на том, что истец
проявил к вам неуважение, выраженное в… хм… цитирую «наглом лАпании, куда только руки блудливые дотянулись»?
— Да, — скромно ответствовала ответчица, то есть я.
Судья устало посмотрел на меня поверх пенсне. Все
знали, что у господина Тротта проблемы с желчью и что он очень не любит ведьм.
А еще, что именно отец того наглеца, который сейчас гордо восседал в первом
ряду, бросая на меня убийственные взгляды через плечо, рекомендовал господина
Тротта на тепленькое местечко судьи.
Истцом был сын графа До Фелье, молодой, но уже
побитый жизнью виконт Фердинанд. Я проклинала тот день, когда он забрел в мою
лавку за средством от похмелья и положил на меня глаз.
Заседание затянулось, и я с тоской предчувствовала,
чем кончится дело. Графский сынок просверлил во мне дыру взглядом из-под
напудренного парика, лицо судьи налилось насыщенным желто-зеленым, а тройка
горожан в углу (самого что ни есть забулдыжного вида) судя по мечтательным физиономиям,
готовилась свидетельствовать. Против меня, разумеется.
Я не была знакома ни с одним из них. Какая разница?
Им явно хорошо заплатили, и мыслями они уже смачивали пересушенные глотки элем
в местном трактире через площадь от суда.
Лорд-протектор нашего городка требовал, чтобы в нем
каждый год, как по часам, вскрывались и расследовались случаи употребления
ведьминской магии. Видимо, зря я, зельевар в третьем поколении, работающий на
благо общества, считала себя полезной городу – мной и моей лавкой пожертвовали
ради отчетности.
— Как именно произошло… хм… приставание, фра Филрич?
— Происходило, — уточнила я. — Господин виконт являлся
в мою лавку каждый божий день и требовал… неприличного… подтверждая требования…
действиями.
— Какими именно?
— Весьма нахальными, у меня остались синяки. Хотите
покажу?
Зал заволновался. Половина собравшихся (в основном,
мужская) требовала немедленно предъявить доказательства, вторая, женская,
категорично выступала против.
Однако я понимала, что подобный акт эксгибиционизма
мог быть расценен как оскорбление суда. Это только ухудшило бы мое положение.
Виконт, конечно, порадовался бы. Поэтому я продолжила сидеть, скромно сложив
ручки на коленях.
Судья дождался, пока шум уляжется, и заунывно
проговорил:
— Поскольку со стороны ответчика доказательства не
представлены, а со стороны истца –наоборот…
До Фелье встал и гордо продемонстрировал
присутствующим обмотанные бинтами руки. Ладно, каюсь: припечатала малость виконта
веткой жгучего клоповника, чтоб не тянул конечности, куда не следует. Но разве ж
я после этого ведьма?
— Ведьма! — громогласно подтвердил виконт. — Поняла,
что не сумеет соблазнить меня чарами лукавыми, юными, пленительными и (До Фелье
обиженно сглотнул) желанными, и решила отомстить – рук лишить!
Я фыркнула. Еще бы я на тебя, идиота плешивого, свои
чары тратила. Кстати, захоти я по-настоящему, ты бы уже пыль с моих туфель
слизывал. Для этого и темной ведьмой быть не обязательно, есть такие зелья…
Судья вызвал свидетелей. Трое забулдыг подтвердили:
точно, заколдовала подлая ведьмачка графского сыночка! Как есть заколдовала! Каждое
утро к ней таскался! Она его в дверь, он – в окно. Не иначе как приворот!
К концу речи третьего свидетеля, между выхлопами
перегара в точности, хотя и с запинками, повторившего формулировку первого, я окончательно
приуныла. А к оглашению вердикта впала в отчаяние. И даже бойкое заявление
кузины Милдред в мою пользу не спасло дело – мне предъявили еще более веское
доказательство, чем обожженные руки виконта.
Я читала написанное на четырех листах, заверенных
печатями столичной лаборатории, постепенно холодея от ушей до пят. Все это
время в моей лавке происходили «контрольные закупки». Мнимые покупатели приобретали
мазь от ожогов, капли «Сладкий сон», болтушку для белизны кожи и средство для
отпугивания комаров.
Во всех моих товарах лаборатория нашла следы темной
магии. Особенно много ее было в антикомарином декокте из ложного мухоморника.
Все знают, что ложный мухоморник прекрасно отпугивает комаров! Мне бы и в
голову не пришло добавлять в него запрещенные чары! Которыми я, кстати, не
владела.
И кто этот инспектор Фо Амаль, чья печать (силуэт
лиса, не помню такого рода) красовалась на всех бумагах по моему делу? Хоть бы
показал личико на суде. Я бы это личико уважила, ей богу. Плюнула бы в него или
что похуже. Я не ведьма, до седьмого колена проклясть не могу, но раз в год и
ржавый арбалет стреляет.
— Меня подставили! — закричала я. — Я светлая! Я
зельевар в третьем поколении! — от обиды и бессилия на глазах выступили слезы.
— Она у нас – в третьем поколении! — пропищала
миниатюрная Милдред. — Да отродясь в нашем роду темных не было!
Судья звучно стукнул молотком по деревянной
подставке и отпустил приговоренную к изгнанию ведьму домой до утра: привести в
порядок дела и собрать вещи.
Мало того, что я потеряла лавку, вердикт включал
высылку из Прядниц и наложение магического запрета на использование профессиональной
магии. До нового места проживания меня должна была отвезти специальная карета.