Пик Баньбу, или же пик Полушага, как и гласило его название, был чрезвычайно узок и остер: вершина его шириной и длиной не превышала цуня, а крутые склоны таили множество опасностей. Сделаешь всего-то полшага – и тут же окажешься на краю бездонной пропасти; взглянешь вниз – и не увидишь, где небо сходится с землей. Пик Полушага поднимался среди безбрежной молочно-белой мглы, и в ней путникам нередко мерещилось, как перекликаются духи, и в каждой тени виделись демоны. Куда ни обрати взор – всюду встречаются причудливые острые скалы, поросшие не менее причудливыми изгибистыми деревьями.
Напротив него высился другой пик, названный Инхуэй, или же пик Сожалений, и был он еще неприступнее первого. Чрезвычайно узкий, будто усеченный ножом, вздымался он на головокружительную высоту в целую тысячу жэней. Редкий кустарник, поросший на склонах, вплетался здесь в самый камень, не находя плодородной почвы. Глядя на этот пик, люди содрогались от ужаса, и если б кто решился подняться туда, он бы непременно обнаружил, что на самой вершине и ступить негде, отчего горько бы пожалел, что вздумал взбираться. От горьких сожалений пик и получил свое славное имя.
Между двумя вершинами природа проложила естественную границу в виде глубокой расщелины, сокрытой в пелене облаков, и та пелена была такой плотной, что разливалась целым морем, за которым и не понять, как глубока пропасть и что расположено в ней. Лишь до чуткого уха смутно доносился шум беспрестанно бегущих потоков, и этот рокот горных вод напоминал то ли стенания мучимого жаждой тигра, то ли рев мчащегося на добычу льва. Охотники и лесорубы, простой люд, не осмеливались подниматься к двум вершинам. А окажись там прежденебесный мастер, и тот бы, пожалуй, тяжко вздохнул от мысли, сколь ничтожен человек перед самой волей Неба.
Именно здесь, в расщелине под облаками, среди туманов у подножия пиков, меж отвесных круч и горных рек, вилась узенькая и опасная тропка, мощенная камнями причудливой формы. Воды здесь были столь стремительны и бурливы, что то и дело накатывали на и без того мокрые и скользкие камни тропки, отчего любой, шедший этим путем, рисковал если не сорваться в воду, то промокнуть от брызг с головы до ног. А если б случайный путник вздумал отклониться от бурлящих потоков, он тут же бы наткнулся на острейшие скалы, нависающие над головой. Иначе сказать, оказался бы в совершенно бедственном положении.
Однако так случилось, что в ту пору по опасной тропе изящной походкой шли двое (один впереди, другой – позади), и никаких трудностей они, видно, не испытывали, а прогуливались легко и беззаботно.
– Говорят, именно здесь, на пике Сожалений, двадцать лет назад совершенномудрый Ци с горы Сюаньду победил Хулугу, первого среди тюркских мастеров, и принудил дать клятву, что в последующие двадцать лет ноги его не будет на Центральной равнине. Жаль только, что тогда сей ученик был еще совсем младенцем и ему не довелось увидеть их поединок собственными глазами. Несомненно, зрелище исключительное… – сказал один из путников, и то был юноша по имени Юй Шэнъянь, шедший позади.
Что до идущего впереди, то ступал он легко и спокойно, нешироким размеренным шагом, словно перед ним не вилась горная тропа, а расстилалась равнина. Походка следовавшего за ним юноши была чуть шире, но такой же плавной – как у настоящего небожителя. Вопреки сходству, случайный наблюдатель легко бы приметил и некоторые различия между этими двумя. А также то, что путники никуда не торопились, но и не медлили, притом между ними всегда сохранялось расстояние ровно в три шага.
Услышав замечание Юй Шэнъяня, первый путник по имени Янь Уши усмехнулся.
– В тот год Ци Фэнгэ показал Поднебесной, что достоин зваться первым мастером среди прочих. А Хулугу переоценил свои силы и сам навлек позор на свою голову, ему некого винить, кроме себя. Только вот Ци Фэнгэ оказался тем еще святошей и не стал наносить смертельный удар, а всего лишь заключил договор на какие-то двадцать лет. И что же это даст горе Сюаньду в будущем, кроме еще больших невзгод?
– Учитель, неужели Хулугу действительно так силен? – полюбопытствовал Юй Шэнъянь.
– Если б мне довелось сойтись с ним в поединке в сей же день и час, я бы не был уверен в победе, – немедленно ответил Янь Уши.
– Он настолько силен?! – Юй Шэнъянь от ужаса переменился в лице. Юноша прекрасно знал, сколь велико мастерство его учителя. Если сей Хулугу удостоился такой высочайшей оценки от Янь Уши, стало быть, его умения поистине внушают трепет. Возможно, он даже вошел бы в тройку сильнейших мастеров боевых искусств Поднебесной.
Тем временем Янь Уши холодно продолжал:
– Вот потому-то я и говорю, что Ци Фэнгэ оставил своим ученикам в наследство одни лишь невзгоды. Двадцать лет назад Хулугу действительно несколько уступал Ци Фэнгэ, но за этот срок разницу в силе можно преодолеть. К тому же Ци Фэнгэ умер, и второго такого мастера на горе Сюаньду нет.