Heathens – twenty one pilots
А теперь они вырвались на свободу и готовы крушить
– На колени! – прогремел в тишине кабинета отцовский голос, вынуждая все мои внутренности сжаться от бурлящей ненависти.
Я ненавижу отца, ненавижу его приказной тон и голос. Ненавижу, что до ужаса похож на него, от цвета волос до татуировок. Ненавижу кандалы, в которые он меня заключил. Я никогда не буду свободен, пока это чудовище дышит.
Свобода это все, чего я желал на протяжении всей своей жизни. Она была тем, что я не надеялся ощутить до встречи с Ребеккой. Но уйдя, теперь ощущаю лишь пустоту внутри.
– Ты плохо расслышал мой приказ?
Сжимаю челюсти, преодолевая желание разорвать отца на куски, и подгибаю колени. Я падаю и склоняю голову только ради семьи. Только ради того, чтобы видеть улыбку мамы, слышать смех Эбби, и ради шанса любить Ребекку.
Отец довольно хмыкает, я сжимаю кулаки до побелевших костяшек, на которых всё ещё есть кровь. Кровь, которую я никогда не хотел проливать в этом мире.
Но кто спрашивал меня о моих желаниях? Никто. Я должен был бороться, убивать и выживать ради единственного, что имело смысл в этой жизни – семьи.
– Я сделал все так, как ты и сказал, – мой голос искажен притворным спокойствием.
Целых три года я не видел света, погружая себя в тьму, которую от меня требовал отец. Три года я убивал, радуя его своими успехами. Три года наблюдал, как потухает моя сестра без танцев. Три года я не видел её глаз, напоминающих бушующий океан.
И я на грани того, чтобы убить отца. Но ещё не время, напоминаю себе каждый раз. Скоро, совсем скоро я предприму попытку осуществить это.
– Он страдал недостаточно, – отвечает отец, подавая мне знак рукой, означающий, что я могу подняться с колен.
Ему нравится подчинять меня себе. Нравится давать свободу только для того, чтобы внезапно отобрать её и напомнить, что он мой хозяин.
– Я сломал каждую кость в его теле, и для тебя это недостаточно? – мой голос слишком груб, но я не успеваю вовремя остановить поток своих слов, что вызывает огонь в отцовских глазах.
Два его охранника бросают на меня предупреждающие взгляды. Если не заткнусь, он предпримет меры и навредит матери. Преодолевая отвращение к своей слабости и положению, стараясь говорить не сквозь сжатые зубы, произношу извинения:
– Прости, отец, – он довольно улыбается, наслаждаясь моими словами. – Впредь я буду следить за своим тоном.
Отец встает с кресла, направляясь в мою сторону. Его острые черты лица напоминают мне, что через пару лет я буду выглядеть аналогично. Грубая татуированная ладонь сжимает моё плечо, приближая холодные голубые глаза к моему лицу. На секунду отцовские глаза напоминают мне взгляд Ребекки, когда ею владел монстр.
Холодные, жестокие, пустые.
Но на задворках её голубых глаз всегда был свет и желание жизни. В отцовских глазах лишь холод, который никто не в силах растопить. Он наполнил себя жестокостью до краев, наслаждаясь каждым мгновением чужой боли. Играя людьми, словно марионетками. Отец построил свое королевство на манипуляциях и лжи, что, в конечном итоге, я собираюсь использовать против него.
Как говорила Ребекка:
«Каждый монстр имеет слабости, которые однажды сыграют против него».
Я собираюсь проверить эту теорию.
Вылезаю из мыслей, обращая все внимание на отца. Татуировка паука на его ладони обращена на меня, он делает это специально, чтобы я помнил о клятве, которую дал ему, спасая сестру.
– В следующий раз ты пришлешь мне видеоотчет, а не только труп, – с силой сжимая моё плечо, приказывает отец. – Уяснил, сынок?
«Сынок»
Это слово пропитано доминированием. Я никогда не был для него кем-то родным, кем-то, кем отец бы дорожил – только пешкой, которую он использует, пока она имеет свою ценность, а затем уничтожит, как ненужный хлам.
Меня хватает только на кивок головы, и отец, наконец, покидает кабинет, оставляя наедине с охранниками, которые с сожалением смотрят в мою сторону.
Но еще в их глазах есть надежда. Все ждут, когда жестокий правитель оставит престол и взойдет его сын, который не относится к подчиненным как к рабам, и так, словно они пыль под дорогостоящими ботинками.
Но их ждет разочарование. Я разрушу это место, сотру его историю и заполучу свою свободу.
– Тебе стоит быть осторожнее в своих словах, – голос Люка пробуждает ту сторону меня, которая только затихла после расправы над должником.
Закрываю глаза, наполняя свою грудь воздухом, сдерживая порыв внутри.
– Тебе стоит помнить кто меня воспитал, – открываю глаза и Люк вздрагивает, видя в них тьму.
Тьму, которую я не показываю близким, держа глубоко в себе. И она, черт возьми, будет оставаться там всегда, под моим контролем. Я никогда не буду для своей семьи тем, кого они будут бояться. Это мой самый худший кошмар.