Разглядывать чужие вещи в чужой комнате – занятие непривычное, но это… как-то бодрит… Я приоткрыла дверь в мастерскую своего соседа, художника, осторожно (у него такой развал) вошла и включила свет. Люблю разглядывать готовые картины, еще не проданные, и даже эскизы или неоконченные работы.
Так, вот эту картину я вообще не видела, поглядим-ка. (Лучше бы я ее и дальше не видела, часто потом думалось мне. Вот стремишься, стремишься найти таинственное приключение, а ведь такая мечта может сбыться, но это не так, чтобы гарантировано весело и приятно. То есть найти приключение или нарваться на него… Будешь как хоббит, устремившийся в неведомый путь и так часто с тоской вспоминавший потом уют родного дома). Я закрыла форточку и начала, как знаток, изучать картину. Ну не как знаток, как соседка знатока. Так вот, как соседка знатока, я хочу спросить: неужели у нас покупают или заказывают только такое нечто? На нее смотришь, и «чем дальше, тем страньше»…
Отвлекусь немного и вернусь на полчаса назад. Чудесное это время – предновогодний вечер. Лучше всего не сам праздник с застольем и весельем, а вот это ожидание. Снег, снег… Ждешь чего-то таинственного, словно перейдешь рубеж, и новом году начнется действительно новая жизнь. И что странно: это острое, захватывающее ощущение, что завтра начнется нечто сказочное, волшебное… Ведь никогда не сбывалось. Разве что в самом раннем детстве, когда я просыпалась раньше взрослых и с сестрой прокрадывалась к елке. Мы собирали все подарки и тащили к себе в комнату, разглядывали, начинали играть. Даже если просыпались в пять утра, если хотелось спать. Но сейчас, как ни радуют подарки, даже самые необыкновенные и долгожданные, на реальный поворот судьбы это не тянет. И все равно не могу не ждать чуда. Раньше, когда я читала Цветаеву: « Новый год я встретила одна…» я относилась к этому чувству с жалостью и некоторым недоверием. И первый раз в жизни такое случилось со мной. У родителей болеет мой младший брат, сестра уехала с женихом в Питер. Бабушка полвечера просидит за компьютером, а потом, как я думаю, выпьет немного коньячку и заляжет спать.
…Метель, метель… Летят белые кареты с вьюжными лошадьми, вереница белых слуг тянется за ними. Завернул ветер в другую сторону, и закружились снежные фрейлины и кавалеры на новогоднем балу между небом и землей…
Я стою в темной комнате у окна и гляжу вниз. Фонари желтеют тут и там в этом океане снега, темноты и одиночества. Ощущение таинственности, неожиданного подарка от жизни (а с чего бы, собственно) шевелится в душе. И будет это ощущение шебуршиться и царапаться до завтрашнего вечера, пока не станет очевидно, что в новом году все идет как всегда.
- Алина, можно тебя на минуточку? – позвал меня из-за двери Николай Ильич. Он шуршит какими-то пакетами или обертками. Отлично, обожаю подарки. Я тоже припасла. Мужчинам (родным и близким, я имею в виду) я обычно дарю носки. Но сосед по коммунальной квартире - другое дело. Я бы долго мучилась в раздумьях, но наши изредка прорезающиеся спонсоры подарили нам на работе каждому по бутылке шампанского - знающие люди говорят, неплохого. Я не пью, но отчего же не порадовать хорошего человека. В подарочный пакет я положила еще мехового маленького панду с колокольчиком на шее - для внучки Николая Ильича, Марины. Они собираются уехать и погостить несколько дней у сына Николая Ильича, а его дочь Аня, мать Марины, с ними давно не живет. Она устраивает свою личную жизнь – к счастью, не у нас в квартире. Марина же, инвалид с детства, живет с дедушкой. Николай Ильич – художник, очень хороший и интеллигентный человек. Его картины продаются сравнительно неплохо. Не на авторских выставках, естественно, а в переходах и в, кажется, Измайловском парке. Иногда по субботам, когда Марину он не отводит в специальный детский садик, он оставляет ее под моим присмотром – за что мне постоянно предлагает приплачивать, но я отказываюсь – а сам едет продавать свои натюрморты, пейзажи и сюрреалистические ужасы. Он на все руки мастер. А что делать? Жить-то надо. Он пишет и на заказ, например, портреты или копии известных картин.
Я подхватила пакет с подарками, и вышла из комнаты.
- С Новым Годом, Алиночка, желаю вам счастья, удачи в работе, главное здоровья!
- Да-да, и вам… - я повторила с легкими вариациями все его пожелания. Мы обменялись сумками с подарками и заглянули одновременно внутрь своих пакетов. В моем оказалась бутылка шампанского и коричневый медвежонок с бубенчиком на шее. Спасибо, и вам того же? Да, как люди стереотипно мыслят…
Мы посмеялись над столь бесполезным обменом. Николай Ильич пообещал:
- На день рожденья подарю вам что-нибудь посущественнее!
- Да нет, ничего не надо, правда!
Уходя, он попросил через полчаса закрыть форточку в его мастерской. Мы распрощались, он поднял уже одетую в темно-синюю дубленку Маришку и понес ее к машине – с пятого этажа без лифта. Она рассеянно улыбнулась мне. Колокольчик на шее панды легонько позвякивал, когда Николай Ильич шагал по ступенькам или перенимал Марину поудобнее. Итак, на пару суток я одна - в огромной пустой квартире с высокими потолками, длинным коридором и просторной кухней. Как здорово! Наконец-то могу делать, что хочу - полночи телевизор смотреть, греметь на кухне чайником в такое время, когда добрые люди давно спят. Даже петь могу. Я люблю петь, но слуха нет совсем - из десяти нот не попаду и одного разу, разве что случайно. Я пошла в мастерскую. В коридоре кое-где отлетают паркетины, на шкафах нагромождены рулоны эскизов, лыжи и старые кастрюли... ну и ладно, все равно квартиру свою я очень люблю. Комнаты мы друг от друга не запираем, а сомнительные личности у нас не появляются.
