Глава 1. Последнее заседание
Две керосиновые лампы на столике, накрытом куском красного сукна, ярко высвечивали усталое лицо секретаря волостного парткома, на левой щеке которого залег глубокий шрам. Рядом с ним сидел представитель губернского уголовного розыска Шамарин, по инициативе которого и шло ныне заседание. На шести разномастных стульях против них сидели остальные члены парткома.
– Битый час твердим тебе, товарищ Прохоров, – обратился один из сидевших на стульях к секретарю парткома, – никто ничего тут не скажет товарищу из Орла. Мужики по деревням ночами свет в избах не жгут, боятся, кабы не пальнул кто в окно. Дням и говорить друг с другом о чем-то боятся. Вдруг «братьям лесным» покажется, что о них сказ идет. Тогда и до вечера дожить не смогут. Чего о т нас-то хочешь? И мы под страхом ходим. За одно то, что в парткоме членствуем, уже смерть и муки за спиной гуляют.
– Что-то ты, товарищ Холостов, больно пуглив стал! Партибилет в кармане. Должность в волостной управе отхватил хлебную. Лесозаготовкой заведуешь. Поди, не один кланяется тебе, когда дрова у тебя выпрашивает на зиму тут в городе вашем? – Стукнул по столу кулаком Шамарин.
– А ты на меня не постукивай! – Вскочил со стула Холостов. – Не тебе служу! Меня народ сюда двинул. Видать, не имеет поводу сомневаться во мне. Ты меня за руку ловил, чтобы такой позор наговаривать?!
– Успокойся, Холостов! – Вмешался Прохоров. – Товарищ Шамарин не хотел оскорбить. Верно, товарищ Шамарин? Просто устал уж с нами. Сколь времени сидим тут без толку и слова друг в друга пуляем разные. А по делу ничего и не сказано. Как с «лесными братьями» воевать собираемся?
– А как с имя воевать? – Вступил в разговор другой член парткома. – Они везде. А у нас мужиков по деревням осталось с гулькин… И среди тех, кто остался, не все к красной власти сердце положили. Сколько еще толстосумов, на которых целыми деревнями батрачили? От их тоже помощи ждешь, господин хороший. Товарищ… значит.
– Их, когда есть доказательства предательства, арестовывать и в домзаки отправлять до суда. – Ответил Шамардин.
– Кто их арестовывать будет? Как докажешь вину их? Когда и докажешь, и арест наладишь, знаешь чем все кончится? Как в Степановке. Двух милиционеров, которые Степина арестовать наведались в деревню, как помучили «лесные братья»? Штыками покололи. А потом еще телегой по ним поездили, колесами кости попереломали. И бросили на месте. Сказали, ежели помощь кто позовет отсюда, чтобы раненым помочь, тем будет то же. Только вдвое. Так и умирали они посреди деревни в муках. Никто не подошел. Словно слепыми и глухими стали все. Когда ваши, потеряв их, явились в деревню, они уже души Богу поотдавали.
– Кабы, в одной Степановке! – Заговорил еще один член парткома. – А в Брюхине? Председателя комбеда и всю семью его поначалу плетьми до крови отходили. Так старались, что кожа клочьями летела, а потом к забору приколотили ладонями и мужиков с бабами, и детишек всех. Орали: «Христа отвергли?! Так примите крещение от Сатаны!» Бросилась какая-то бабенка из толпы мальца выхватить для спасения. И что? И ее туда же приколотили, изверги рода человечьего. Потом керосином полили и факел поднесли. Так они вместе с забором и домом комбеда заживо и погорели. Кто защитит нас самих от ужасов тех? Чего один объявился? Может сам со всеми бандюгами сладишь. У нас во всем Кромском уезде милиционеров менее десятку было. Теперь в половину, верно, меньше стало…
– Понимаем мы, что сил у милиции здешней нет. Потому к вам за помощью меня и отправили. Народ поднять как-то.
– Никого тут не поднимешь, товарищ дорогой. – Проговорил тот, кто сидел позади всех, пыхтя самокруткой. Кажный за себя и дом свой трясется. Все знают, что сила у них, а не у власти. Когда заготсырье грабили, что сделать супротив них смогли? Охранников к машинам было четыре приставлено. Ишшо наших тут троих выставили. А «лесных братьев» сколько набралось? Десятков пять. Не мене. Того солдатика, который разок пальнут успел, сразу на месте положили. Повезло ему. У остальных ружья поотобрали. Раздели догола. А потом звезды ножами на спинах вырезали. Приговаривали; «Вам – краснопузым без этих звезд нельзя даже на смерть идти. Потом постреляли всех. А кассу и пушнину увезли к себе на телегах. Все у нас про то знают. Простой люд не трогают вроде. Только по осени муки да мяса потребуют. И то легшее, чем к забору гвоздями прибитым быть. И ты меня к совести не обращай. Да. Ношу билет партийный. Мне он еще на фронте даден. Когда в госпитале раны зализывал. Прохоров про то ведает. Вместях в госпитале валялись. От того рубец на щеке его. Токо, там враг весь за линией фронта был. А тут? По городу идешь и не знаешь: может кто из «братьев» с тобой рядом толкется…
На последних словах говорившего на улице прозвучали два револьверных выстрела. Не успели Прохоров и Шамарин выхватить свое оружие из кобур, как в комнату, где шло заседание ворвались пятеро, держа револьверы наготове.
