До полудня у театральной труппы обычно не было никаких дел. Актеры проигрывали те образы, которые выбирали сами, и Шан Сижую не приходилось следить за ними, вот он и сидел дома. Жизнь его под руководством Сяо Лай была расписана по часам, а точнее, по минутам. Если, допустим, пора было есть, а он оказывался чем-то занят, Сяо Лай трижды звала его и, если Шан Сижуй не садился за стол, принималась браниться, и силой выхватывала книги или какие-то безделушки у него из рук. И в этот раз Сяо Лай подала обед по расписанию. Шан Сижуй, поджав губы, сидел за обеденным столом и, хмурый, читал книгу. Завидев Чэн Фэнтая, он радостно вскочил.
Чэн Фэнтай схватил Шан Сижуя за плечи и усадил его обратно на стул, сказав со смехом:
– Шан-лаобань[1], вы сидите, не вставайте.
Шан Сижуй поерзал и уселся. Чэн Фэнтай отступил на пару шагов, опустился на одно колено и, взмахнув правой рукой, отвесил Шан Сижую самый что ни на есть почтительный поклон:
– Приветствую Шан-лаобаня! Желаю Шан-лаобаню долгих лет жизни и драгоценного благополучия!
Глядя на него, Шан Сижуй радостно рассмеялся, беспрестанно кивая.
Чэн Фэнтай спросил:
– Ну как, похоже или нет? Это я вчера у Фань Ляня выучился.
Шан Сижуй пробормотал что-то невнятное, продолжая улыбаться.
Чэн Фэнтай похлопал его по затылку:
– Шан-лаобань, что вы там бормочете? Проглотите сперва, что у вас во рту, а потом уж говорите.
Шан Сижуй взял заварочный чайник и вышел во дворик прополоскать рот, а Чэн Фэнтай приметил на столе деревянную шкатулку с жемчужным порошком, что дал певцу вчера князь Ци, и не удержался от смеха:
– И ты это ешь? И в самом деле ты гонишься за красотой.
Шан Сижуй с бульканьем сплюнул на землю и сказал:
– Это рецепт, который Цзюлан привез из императорского дворца. Каждый день нужно держать немного пудры под языком, очень полезно для кожи и мускулов. Если следовать ему, то в сорок лет совсем не видно будет возраста.
Чэн Фэнтай проговорил:
– Ну раз рецепт из императорского дворца! Они-то знают в этом толк. Что ты только что говорил?
– Говорил, что привычка отдавать поклоны очень хороша, второму господину следует ее перенять!
– Ладно! Отныне я каждое утро буду приходить сюда, чтобы поклониться Шан-лаобаню и справиться о его здоровье.
Шан Сижуй вскинул запястье и взглянул на часы:
– Это называется утром? Уже половина двенадцатого! После девяти часов никакое уже не утро.
Такой уж он был человек – относился ко всему слишком серьезно, особенно что касалось пунктуальности. Его швейцарские часы с кожаным ремешком были исключительно точными, он с ними и спать ложился, и каждый день сверял по ним время, когда актеры труппы – и стар и млад – приходили на репетиции. Частенько он смотрел на часы и бранился:
– Ты посмотри! Уже сколько времени, а ты опаздываешь! Даже десять минут – уже опоздание! Ты не годишься для театра!
Ох как хотели актеры труппы «Шуйюнь» разбить вдребезги его часы!
Чэн Фэнтай, впрочем, не был одним из его актеров, а потому с полнейшим безразличием к словам Шан Сижуя уселся в деревянное кресло с резной спинкой и подлокотниками[2] и принялся листать книгу, взятую со стола:
– Время, когда второй господин встает, и считается утром, если еще светло.
Шан Сижуй недовольно фыркнул, но спорить с ним не стал. Сяо Лай положила в миску горячий рис и поставила ее перед Шан Сижуем, себе же накидала палочками немного овощей в пиалу и ушла есть на кухню, совершенно не обращая внимания на Чэн Фэнтая. Однако холодный прием Сяо Лай никогда не задевал Чэн Фэнтая, он и сам, словно не замечая ее, с нахальным видом высунул голову:
– Шан-лаобань, пожалуйте мне кусочек мяса.
Шан Сижуй стремительно запихнул мясо себе в рот, а затем, так же стремительно, палочками подал кусочек Чэн Фэнтаю, чтобы тот не жаловался. Чэн Фэнтай, глядя в книгу и жуя мясо, сказал:
– А Сяо Лай неплохо готовит. Дай-ка еще один.
Так как второй пары палочек у них не было, ели они по очереди – кусок Шан Сижую, кусок Чэн Фэнтаю, – и даже простая домашняя пища казалась им вкусной. Они съели половину, когда Чэн Фэнтай дочитал пьесу и в изумлении воскликнул:
– Что за занятная история, две девушки стали подругами!
Шан Сижуй ответил:
– «Любимая подруга»[3]. Пьеса старая, – с этими словами он взял кусочек картофеля и дал его Чэн Фэнтаю.
Чэн Фэнтай удивленно спросил:
– Так Шан-лаобань знает это либретто?
– Знаю немного. Не целиком.
Чэн Фэнтай вновь пролистнул книгу и сказал:
– Ли Ливэна я знаю, но никогда не слышал, чтобы он писал эту пьесу, история довольно необычная. Ты исполнял ее?