Деревья на вершине Эттерсберга сочились сыростью и словно замерли в безмолвии, которое окутывало гору, обособляя ее от окружающей местности. Листва, пролежавшая под снегом, бурая, истощенная, догнивала на земле, поблескивая влагой.
Весна поднималась сюда нерешительным шагом.
Щиты, установленные между деревьями, казалось, предостерегали ее:
«Зона комендатуры концентрационного лагеря Бухенвальд. Внимание! Опасно для жизни! Проход воспрещен. Охрана стреляет без предупреждения».
А вместо подписи – череп и две скрещенные кости.
Беспрестанно моросивший дождь не давал просохнуть шинелям пятидесяти эсэсовцев, которые в предвечерний час в марте 1945 года стояли под навесом на бетонном перроне. У этого перрона, называемого «станцией Бухенвальд», кончалась железнодорожная ветка, проложенная от Веймара до вершины Эттерсберга. Поблизости находился лагерь.
На его обширном, покатом к северу аппельплаце[1] выстроились заключенные для вечерней поверки. Блок за блоком – немцы, русские, поляки, французы, евреи, голландцы, австрийцы, чехи, богословы, уголовники… – необозримая масса, согнанная в ровный гигантский квадрат.
Сегодня заключенные тайком перешептывались. Кто-то принес в лагерь известие, что американцы перешли Рейн под Ремагеном…
– Слыхал? – спросил Герберта Бохова староста блока Рунки, стоявший рядом с ним в первой шеренге тридцать восьмого блока. Бохов кивнул. – Говорят, они закрепились на правом берегу.
В их перешептывание вмешался Шюпп, стоявший позади, во второй шеренге:
– Ремаген? Это еще очень далеко.
Ему не ответили. Он заморгал, уставясь в затылок Бохову. На простодушно-удивленном лице лагерного электрика Шюппа, с приоткрытым ртом и чуть вытаращенными глазами за стеклами очков в черной оправе, отразилось возбуждение от неожиданного известия. В шеренге стали перешептываться, но Рунки пресек разговоры, прошипев: «Идут!» От ворот лагеря приближались блокфюреры, эсэсовцы низших рангов, направляясь к подчиненным им блокам. Шепот затих, лица окаменели.
Ремаген!
Это действительно еще очень далеко от Тюрингии.
И все-таки. Благодаря решающему зимнему наступлению Красной армии, которая через Польшу вторглась в Германию, фронт на западе пришел в движение.
Лица заключенных ничем не выдавали волнения, вызванного этим известием.
Каждый молча равнялся на впереди стоящего и на соседа, тайно следя взглядом за блокфюрерами, которые обходили блоки и пересчитывали заключенных. Равнодушно, как и в любой другой день…
У ворот староста лагеря Кремер подал коменданту список общего состава и стал, как полагалось, чуть в стороне от гигантского квадрата. Лицо его было непроницаемо, хотя мысли – те же, что и у десятков тысяч стоявших позади него.
Блокфюреры давно уже подали коменданту Райнеботу свои рапорты и гурьбой встали у ворот. Тем не менее прошел еще целый час, прежде чем цифры сошлись. Наконец Райнебот шагнул к укрепленному на штативе микрофону.
– Внимание! Смирно!
Гигантский квадрат застыл.
– Шапки долой!
Заключенные разом сорвали с голов замусоленные шапки. У кованых ворот помощник начальника лагеря Клуттиг выслушал рапорт коменданта. Потом лениво поднял правую руку. Так повторялось из года в год.
Между тем новость не давала Шюппу покоя. Он больше не мог молчать и, скривив рот, пробормотал в затылок Бохову:
– Начальство-то скоро понос прохватит!
Бохов спрятал улыбку в складках неподвижного лица.
Райнебот снова подошел к микрофону:
– Шапки надеть!
Руки вскинулись. Шапки нахлобучили, как пришлось, кто – набекрень, кто – поперек, и заключенные стали похожи на компанию весельчаков. Зная, что военная точность доводила в этом случае до комизма, комендант по привычке скомандовал в микрофон:
– Поправить!
Десятки тысяч рук затеребили шапки.
– Отставить!
Руки хлопнули по швам брюк. Теперь, должно быть, шапки сидели ровно. Квадрат стоял навытяжку.
Эсэсовцы в своих взаимоотношениях с заключенными намеренно игнорировали войну. В лагере все шло по заведенному распорядку день за днем, как если бы время здесь остановилось. Но автоматическое исполнение этого распорядка не заслоняло реальной жизни. Всего лишь несколькими днями раньше города Кольберг и Грауденц «пали, героически сопротивляясь превосходящим силам врага…».
Красная армия!
«Форсирование Рейна под Ремагеном…»
Союзники! Клещи сжимались!
Райнебот скомандовал:
– Вещевая команда – на склад! Парикмахеры – в баню!
