КОРОЛЕВА.
МАРШАЛ.
ХУДОЖНИК.
КАМЕРДИНЕР.
МАРКИЗ В РОЗОВОМ.
МАРКИЗ В БЛЕДНО-ГОЛУБОМ.
СОННАЯ ФРЕЙЛИНА.
ГЛУХАЯ ФРЕЙЛИНА.
Ребенок, изображающий КУПИДОНА.
Еще несколько МАРКИЗОВ И ФРЕЙЛИН.
(Тронный зал в королевском замке. Слева стоит трон в барочном стиле. Справа, на заднем плане, ширма со столом и приставленными стульями. В центре сцены – мольберт).
Картина первая
(КОРОЛЕВА в ниспадающем складками королевском одеянии сидит на троне. ХУДОЖНИК рисует, стоя у мольберта с палитрой в руке. КУПИДОН, подвешенный за талию, раскачивается слева от КОРОЛЕВЫ, держа корону над ее головой. На заднем плане справа и слева придворные дамы и кавалеры. Среди них – ГЛУХАЯ ФРЕЙЛИНА, СОННАЯ ФРЕЙЛИНА, МАРКИЗ В РОЗОВОМ и МАРКИЗ В БЛЕДНО-ГОЛУБОМ).
ПЕСНЯ ФРЕЙЛИН (под руководством МАРКИЗА В БЛЕДНО-ГОЛУБОМ).
Зефир струится на рассвете
Из бархатных бутонов роз
Любую страсть на этом свете
Он утолит, укроет от угроз
А серебристая роса
Что помнит поцелуй луны,
Едва касается лица
Пришельца из чужой страны.
КОРОЛЕВА (зевая). Прелестные стихи, просто прелестные. Хоть как-то скрасили мне это тоскливое позирование. Впрочем, какие-то они слишком грустные. Но спасибо и на этом.
МАРКИЗ В БЛЕДНО-ГОЛУБОМ. Премного благодарен, ваше величество!
КОРОЛЕВА. Скажите, маркиз, вы поэт?
МАРКИЗ В БЛЕДНО-ГОЛУБОМ. Ах, ваше величество, нет, не имею счастья быть поэтом. Но в такой возвышенный момент, как сейчас, когда сам купидон держит корону над вашей головой, кто угодно заговорит стихами.
(КУПИДОН начинает плакать).
ПЕРВАЯ ФРЕЙЛИНА. Да что это с ним?
ВТОРАЯ ФРЕЙЛИНА. Ах, это милое дитя!
ПЕРВАЯ ФРЕЙЛИНА. Эй, не балуйся там! На вот, держи конфетку.
КУПИДОН. Отвяжите меня! У меня ножки замерзли.
КОРОЛЕВА. Что там с ним? Чушь какую-то несет.
МАРКИЗ В РОЗОВОМ. Простите его, ваше величество, неразумное дитя пока еще слишком мало, чтобы знать, что в вашем присутствии уместно говорить только о розах, лилиях и прочих поэтичных материях.
КОРОЛЕВА. И все-таки мне кажется, он мог бы вести себя и поприличнее.
МАРКИЗ В БЛЕДНО-ГОЛУБОМ. Впредь для подобных целей будем подбирать детей только лишь благородного происхождения.
КОРОЛЕВА. А вы, драгоценный художник, что скажете?
ХУДОЖНИК. А мне-то что говорить? Меня наняли чтобы рисовать, а не речи толкать. Но раз уж на то пошло, могу я попросить вас отпустить малого?
(КОРОЛЕВА, смеясь, подает знак. Две фрейлины освобождают ребенка).
МАРКИЗ В РОЗОВОМ. Что за речь, что за манеры!
МАРКИЗ В БЛЕДНО-ГОЛУБОМ. Типичный плебей!
МАРКИЗ В РОЗОВОМ. Что он о себе возомнил!
МАРКИЗ В БЛЕДНО-ГОЛУБОМ. И ведь все ему с рук сходит.
КОРОЛЕВА. Что вы, милейший, говорите, продолжайте! Мне так приятно, когда моя мысль резонирует с мыслью другого человека, это просто восхитительно. А то мои придворные изъясняются так, будто у них бред от высокой температуры.
МАРКИЗЫ. Неужели это правда, ваше величество?
КОРОЛЕВА. Это истинная правда, господа. Вот, слушайте, как говорят люди, которые посвятили себя высокому искусству, которые не гонятся за своей мелкой выгодой. А ваши слова так пусты, так холодны, что самая худая конфорка им фору даст.
МАРКИЗ В РОЗОВОМ. Боже, как беспощадно!
МАРКИЗ В БЛЕДНО-ГОЛУБОМ. Беспощадно в высшей степени!
КОРОЛЕВА. Именно так и обстоят дела, и вы сами не хотите ничего менять. Стоит ли удивляться, что в ваших словах я не вижу ни малейшей ценности. Тем дороже для меня любой голос, который спокойно, с благородным достоинством произносит: «Королева, вот я, преданный вам человек!»
МАРКИЗ В БЛЕДНО-ГОЛУБОМ. Но я тоже преданный вам человек!
МАРКИЗ В РОЗОВОМ. И я!
КОРОЛЕВА. Помилуйте, я не собиралась вас упрекать. Вы меня вполне устраиваете, ваше общество мне приятно. И все-таки мне интересно, а что об этом всем думает наш драгоценный живописец?
ХУДОЖНИК. Ваше величество, если возможно, повернитесь чуть-чуть правее.
КОРОЛЕВА (улыбается). И это все? Вас совершенно не интересует происходящее в этом зале?
ХУДОЖНИК. Вы меня простите, ваше величество, но световой день такой короткий, что отвлекаться некогда.
КОРОЛЕВА. Вот послушайте, послушайте его! Солнечный свет для него важнее любых слащавых стишков. И разве он не прав? Смотрите, сколько достоинства в его осанке и безмолвии.
ХУДОЖНИК. Ваше величество, покорно прошу простить меня, если я стал причиной какой-либо заминки. Я заговорил сейчас, поскольку решил, что вы призываете меня высказаться. Видите ли, лучи света – это лучи любви, и все искусство лишь ими и живет. Эти лучи позволяют нам выразить трепетание сердца и вспышки молний, бури страстей и деликатные игры эмоций – все грани нашей внутренней жизни. В этих семи кляксах (он указывает на палитру) для художника заключена вся необъятная вселенная, ответы на все вопросы. А вот когда нам приходится объяснять что-то на словах, вдохновение испаряется, и земля обетованная отдаляется от нас. Поэтому, ваше величество, я прошу вас оставить мне лишь то, что приличествует бедному художнику: молчать и творить.
КОРОЛЕВА. Вы вот называете себя бедным, но на самом деле вы богаты. В каком-то смысле вы стоите вровень с властителями этой земли. Но какой прок в воображаемом королевстве? Возможно, толика уверенности в себе могла бы помочь вам.
