«Конец – это чье-то начало»
В. Высоцкий
Сентябрь 2005. Минск
Бессмысленный взгляд наткнулся на зеркало. И застыл, цепко исследуя отражение. Или его отсутствие. Да, именно отсутствие. Ее не стало около трех месяцев назад. Восемьдесят семь дней и два часа невыносимого одиночества и боли. Так чему удивляться?
Из зазеркалья затравленным мороком-зверем смотрела незнакомая старуха. Изможденное лицо, погасшие глаза, спутавшиеся седые пряди, тяжелый, пронизывающий взгляд…
«Это все, что осталось. К чему? Да совершенно ни к чему! Кому может понадобиться такое вот абсолютно несчастное, вызывающее брезгливость страшилище? Разве что детей пугать…
Детей… бедные дети! Они ни в чем не виноваты, а отвечают за чужие грехи наравне со взрослыми».
– Нет!!! Только не о детях!
Уродка отпрянула от зеркала и понеслась в угол палаты, роняя табуретки и разбрасывая по сторонам все, что попадалось на пути.
– Сестричка! Новенькой плохо! – тоненьким жалобным голоском заверещала лежащая в злополучном углу бабулька, прикрываясь подушкой от несущегося прямо на нее торнадо. – Спасите! Помогите! Убивают!
– Кто убивает? – в палату ворвалась дежурная сестра. – А, снова эта… А еще в положении. Стыдно, дамочка! Поимели бы совесть…
– Ой, не могу, еще и в положении! – прыснула с крайней от входа кровати тучная женщина в средних летах с бигуди на макушке. – Нет, наши мужики вааще с катушек сорвались! Тут всю жизнь стараешься для них, стараешься. И что? Ноль по фазе! Не был, не состоял, не участвовал. Так старой девой и помрешь! А некоторые… ишь, в преклонных летах залетают! Ну, никакой справедливости!
– Эй, вы, больная Легкоступова, прекратите издеваться над другими пациентами! – мимоходом переключилась на нее медсестра. – Здесь случай тяжелый, понимать надо.
– Мне бы такой тяжелый случай! – огрызнулась больная Легкоступова. Но издеваться перестала.
– Успокойтесь, Османова! Вам нельзя волноваться. Прилягте вот… Я сейчас доктора позову. Он посмотрит, может, разрешит укольчик вам внеплановый сделать… Давайте помогу лечь…
«Османова? Почему? Видимо, мама посчитала, что так будет безопаснее. Но к чему мне безопасность? – пробилась сквозь боль и туман тревога и сменилась безразличием: – Как будет, так будет…»
– Османова? Ах, она еще и Османова! Небось, чеченка! Нет, вы только поглядите! С местными, значит, прекратите издеваться, а с этими – нельзя волноваться! Да они наших парней тысячами в расход пускали! Чего канителишься? Предательница! – возмущалась Легкоступова.
– Лежи уж, – укорила ее соседка. – Какая она тебе чеченка? Чисто русская, одни глаза чего стоят – живые васильки, таких у чечен отродясь не бывало…
– Живые васильки… – не поверила собеседница, однако угомонилась, перешла на шепот. – Может, и были когда живыми, а сейчас – мертвые.
– Видать, натерпелась, девка… – вздохнула бабулька, укрывая соседку одеялом.
– Да какая ж девка? Старуха… – упорствовала Легкоступова.
– Я ж и говорю: натерпелась…
Сестра привела доктора.
– Ну, что тут у нас? – тот присел на краешек кровати. – Мы же договаривались…
– Девочки, на обед! – в дверях показалась голова в поварском колпаке.
– Наконец-то… – простонала Легкоступова, тяжело поднялась и поспешила к выходу. – Сегодня плов обещали, пошли, подруженьки, что ли…
Палата опустела в считанные минуты. Плов в отделении считался деликатесом. Традиционные котлеты порядком надоели обитателям палаты № 6.
– Вот и славненько. Теперь можно и поговорить, – улыбнулся доктор пациентке. – Или Вы предпочитаете плов?
– Лучше поговорим, я не голодна.
– А зря. В Вашем положении…
– Причем здесь мое положение? Вы не первый, кто о нем вспоминает…
Доктор внимательно посмотрел на больную:
– А Вам разве не сказали… там?
– Вы имеете в виду психушку? Разве там могли что-нибудь сказать?
– Если бы Вы позволили…
– Давайте не будем…
– Давайте…
– Итак, что со мной? Рак? Необратимые психические процессы? Что-то еще? Можете не юлить – мне все равно. Моя жизнь кончилась три месяца назад. Почти… Восемьдесят семь дней и три часа… Одним окончательным приговором больше, одним меньше…
– Ну-ну, не стоит бросаться в крайности.
– Бросьте, доктор…
– Даже так? Вы для себя все решили? Тогда, боюсь, моя новость Вас не обрадует.
– Я давно разучилась радоваться. Восемьдесят семь дней…
– …и три часа назад, помню. Значит, Вы ни о чем не догадываетесь? А должны бы, – доктор взял больную за руку. – Итак, о положении… Вы в положении. То есть беременны. Срок… кхм… недель десять-двенадцать…
Женщина откинулась назад, больно ударившись о металлический изгиб изголовья:
– Издеваетесь? Такого не может быть, понимаете Вы! Никогда… ни за что! Никаких детей!!! Слышите? Никаких!!!
Доктор взял пациентку за руку, кивнул медсестре. Тонкая игла вошла в предплечье почти незаметно. Лишь вмешательство препарата заставило женщину охнуть от боли.
– Тссс… – врач приложил свободную руку к губам. – А теперь спать. Продолжим разговор позже.
– Но как же… – начала было больная. И не закончила. Препарат действовал мгновенно. В ее положении это было самым лучшим выходом.
