Как говорят очевидцы, практически все средние века над Европой стояли плотные неподвижные облака, и лишь изредка прямо из них, как дети из-под одеяла, высовывали свои личики ленивые толстые ангелочки.
Прикрывая пухлой ручкой зевающий ротик, они с интересом поворачивали свои кудрявые светящиеся головки в сторону мрачноватых средневековых замков.
На дальних пригорках вокруг замков паслись различного рода кусты и деревья.
Между ними бегали длинноногие лошади, с трудом удерживая в седле неуклюжих тяжёлых всадников.
Всадники называли себя герцогами и графами и жили в антисанитарных условиях внутри мрачных, как кошмар сюрреалиста, замках.
Герцоги и графы угрюмо угнетали своих подданных.
Подданные угрюмо угнетались.
Но процесс угнетения был неинтересным, поэтому скучающие герцоги и графы умело делали вид, будто хаотично скачут на лошадях вместе со своими приближенными по дальним пригоркам исключительно ради охоты на различную неопознанную средневековую живность: от драконов и ведьм до единорогов и великанов-людоедов.
А на самом деле они охотились на одиноких пастушек, отбившихся от стада овец под влиянием глупых романтических фантазий.
Охотились они на них с целью приведения в замок и назначения бывшей пастушки женой.
Просто женой, если та согласится, или законной женой, если вдруг попросит.
Правда, чаще на дальних пригорках паслись дамочки несколько иного свойства, но народу в угнетаемых селениях и так было мало, поэтому приходилось довольствоваться тем, что попалось.
Но и это занятие зачастую надоедало герцогам и графам, и тогда они звали друг друга на всякие рыцарские турниры исключительно с целью завоевания как можно большего числа сердец любопытствующих и возбудившихся от вида крови дам, присутствовавших на этих турнирах. На самом деле человеческой крови не было – каждый из рыцарей, по дружеской договоренности, в определенный момент раздавливал в руке небольшой кожаный мешочек с кровью домашних животных.
Так что, в результате очередной средневековой охоты женами герцогов и графов оказывались средневековые девицы вполне товарного вида.
Обычно, средневековые аристократы не тратили на своих жён много своих средневековых денег, а сразу брали их в оборот.
Жёнам это не очень нравилось, но что поделаешь – таковы были нравы.
А нравы действительно были очень грубые: между аристократами и их жёнами часто возникали конфликты.
Назначенная в порыве страсти женой пастушка очень часто оказывалась вовсе не тем милым и безобидным существом, за которое выдавала себя, пася декоративных овец на дальних, но видимых из замка пригорках, с целью удачно выйти замуж за графа или герцога, чтобы затем никогда не работать.
В результате, после получения свободного доступа в замок под видом новой жены, такая пастушка, чаще всего, через некоторое время склонялась к тому, чтобы пасти своего средневекового мужа, которому это не могло понравиться, и в результате куда-то скоропостижно исчезала, а на её вакантном месте оказывалась другая.
Такая ротация в те суровые времена считалась вполне обычным делом. Средневековая церковь считала, что это всё же лучше, чем добропорядочному христианину заводить в своём замке гарем.
Замок одного из таких мужей – Замок Синей бороды – представлял собой мрачноватый памятник средневековой архитектуры, избыточно разросшийся в виде трёхсполовиной-этажного дворца с затейливыми башенками.
Десятки комнат замка не использовались, по нему бродили всяческие не до конца опознанные родственники и не до конца признанные дети.
В замке постоянно терялись охранники и боялись заблудиться кухарки. На его окраинах действовали мелкие воришки и партизанили наспех сколоченные банды бывших слуг.
Но всё это мало заботило самого Синюю бороду, пребывавшего в состоянии средневекового идиотического романтизма.
Будучи простодушным парнем, которому замок и дворянское звание достались по наследству, он отчаянно нуждался в обществе себе подобных, простодушных и не очень подробных парней, которые с лёгкостью освоились под тяжёлыми средневековыми облаками и решили пожизненно притворяться феодалами и угнетателями. В конце концов, им это нравилось. Синяя борода, оставшись в довольно раннем возрасте без попечения родителей, нуждался в руководящей и направляющей роли старшего феодального товарища.
