Труд патронажной сестры происходит за закрытыми дверями: невидимый, но от этого не менее важный. Мы наделены привилегией и уникальным доступом во все семьи с детьми младше 5 лет: наш офис – это ваша гостиная. Наша обязанность – навещать вас дома. Когда у вас маленький ребенок, мы оказываемся единственными профессиональными медиками, которые постоянно заботятся о нем. Раньше было принято, чтобы семейный врач наносил «визит вежливости» вашему новорожденному, но теперь не предусмотрено даже этого.
Наши отношения с клиентами очень личные, часто мы видим семью в самом уязвимом ее состоянии. Мы имеем дело со всей палитрой человеческого опыта. Наш долг – рассказывать и наблюдать за жизнью во всей ее неупорядоченности и непредсказуемости, и в то же время непостижимом величии.
Десятки лет миновали с тех пор, как я стала работником Национальной службы здравоохранения (далее – НСЗ[1]), куда пришла еще студенткой, обучавшейся на медсестру. Если уж быть точной, это случилось 9 июля 1979 года. С тех пор я работала медсестрой, акушеркой, а последние 30 лет – патронажной сестрой. Нужно жить на другой планете, чтобы оставаться в неведении о непрекращающихся изменениях в политике, методах лечения, обеспечении страховки, контрактах, перспективах и вечных финансовых трудностях НСЗ.
Когда я начинала, не было никаких компьютеров, мобильников или менеджеров проектов, нас не обучали алгоритмам или политике самостоятельной работы, ключевым словам или профессиональной терминологии. Имелся семейный врач, упакованный в тугой воротничок и галстук и начиненный добродушным юмором, появлявшийся у вас после обеда, если ваш малыш страдал от отита средней степени тяжести (то есть у него болело ухо). Участковая акушерка приходила ежедневно в течение 10 дней после появления в вашей семье новорожденного. Завершала картину жизнерадостная патронажная сестра. Она навещала семью раз в неделю, чтобы взвешивать ваше ненаглядное чадо, пока ко взаимному удовольствию вы не решали, что набрались достаточно опыта во всех аспектах, будь то кормление, эмоциональные проблемы и все прочее, связанное с воспитанием младенцев. Частота визитов зависела от того, насколько вам требовалась помощь со стороны или, напротив, как скоро вам надоедало чье-то вмешательство. Оба суждения являются равно правомерными, коль скоро у мамы, ребенка и остальных членов семьи все идет хорошо. Кажется, все просто.
Однако реальность была такова, что мне приходилось оставаться один на один и с очумевшим от наркотиков сутенером на лестничной клетке, и с угрожавшим ножом домашним насильником в приюте для бездомных. Однажды по недоразумению я оказалась в борделе, где стала невольной свидетельницей деловой активности, «принятой» в этом месте. Я договаривалась о доставке кровельного железа, чтобы получить доступ в бомжатник с дырявой крышей, который считала своим домом молодая семья. Бетонный пол они застелили протертым шерстяным одеялом. Еще там был тюфяк. И размещенные в ключевых точках свечки. Ни электричества, ни водопровода. И крошечный младенец 10 дней от роду.
С другой стороны, мне доверили уход за новорожденным чадом придворной дамы. Они жили в известном историческом особняке, имевшем связи с королевской семьей, и мне даже продемонстрировали комнату, в которой Анна Болейн провела ночь накануне казни.
Наша работа подбрасывает бесконечное множество самых абсурдных и невероятных сценариев. Особенно этим богаты лондонские трущобы. Например, я имела (эээ…) привилегию наблюдать за мастурбацией 20-летнего гражданина мужского пола, в то время как мы с его подружкой обсуждали сексуальные извращения, которые практиковала эта пара. Ее приятель был насильником. И партнерша от него не отставала.
Этот живчик прискакал к нам сверху по лестнице и плюхнулся на диван. Я продолжала разговор с его подружкой, попутно проверяя состояние младенца. Краем глаза я уловила какое-то движение и посмотрела направо, предполагая, что он либо чешется, либо чем-то играет. На самом деле он занимался и тем, и другим. Трудно было ошибиться при виде определенных движений руки с возрастающим ритмом. Его рассеянный взгляд был устремлен в пространство. Боже милостивый! Я развернула стул спинкой к нему. Я ничего не вижу, а значит, этого не было. А потом испугалась. Господи, а что случится… «на пике»? По крайней мере, он хоть не шумел. Во всем можно найти свои плюсы. Вскоре он покинул помещение. Меня поразило, как равнодушно отнеслась к этому его подружка. Он держал себя так, будто нас здесь не было, она держала себя так, будто его здесь не было, я сохраняла спокойствие и просто… держалась. И вообще, это был не первый и не последний раз, когда мне довелось оказаться в обществе любителя самоудовлетворения.
