…Медленно опускаюсь на колени, сглатываю комок ужаса. Он прилипает к горлу, как холодное масло, и я кашляю, неловко изогнувшись в сторону. Мужчина усмехается, скрещивает ноги, и я смотрю на его ботинок. Блестящий, с крохотными дырочками, явно дорогой. Хочется подползти и понюхать, настоящая ли это кожа. Уверена, что настоящая, но все равно чуть подаюсь вперед и повожу носом. Гипнотизирую ботинок, не позволяю себе думать ни о чем другом, иначе закричу в голос.
– Неужели тебе не объяснили, что соблазнять надо меня, а не мои ботинки? – грубо смеется мужчина. В его смехе презрение и непонятная злоба.
Отползаю назад, искоса смотрю на дверь. Только бы сюда никто не зашел! Я все смогу, только без свидетелей. Ведь обещала Олави, что сделаю все как надо.
– Я все сделаю как надо, – жалобно обещаю мужчине, надеясь, что он меня не ударит. Я не героиня, не воительница, а сломленное маленькое животное, обезумевшее от страха. У меня одна цель – выжить.
– Кому надо? Что надо?
Он больше не смеется. Наклоняется вперед, нависая надо мной. Два блестящих ботинка рядом на полу, и я смотрю только на них, боюсь поднять взгляд на его лицо. Черноглазое чудовище – именно так я прозвала его при встрече. Про себя, конечно, не вслух. «Не отдавай меня чудовищу!» – молча умоляла Олави. Как предчувствовала, что отдаст, видела ведь, как чудовище на меня смотрит. Исподлобья, тяжело, остро. Как будто снесет все на своем пути, схватит меня в охапку и сбежит. Больной взгляд, чтоб его! И шрам на челюсти, длинный, зигзагом, от которого кривится рот. Олави видел панику на моем лице, но все равно отдал меня чудовищу. Только что в оберточную бумагу не завернул да бантик не прицепил к причинному месту. И вот мы остались наедине. Я умираю от страха и неловко ползу вперед, стараясь выглядеть соблазнительной. А он смотрит на меня как на раздавленного муравья под ботинком.
– Вам, – отвечаю на удивление твердо. – Я сделаю все, что нужно ВАМ. – Икаю на последнем слове, и получается «ва-ам». Но он не смеется, даже не улыбается. Без предупреждения всаживает кулак в стену и снова замирает.
– Сколько тебе лет?
– Восемнадцать.
Мне стыдно в этом признаться. До слез. Взрослая девица – и такая дура. Меня тошнит, и я знаю, что это от стыда, а не от страха. Опускаю голову, заставляю себя втянуть воздух. Надо дышать, просто дышать.
– Откуда ты приехала?
– Издалека.
– Не ответишь?
– Нет.
– А если я заставлю?
– Тогда придется ответить. Но я уверена, что вы не заставите.
– Почему? – Он озадаченно хмурится. Полуголая измученная девица только что озадачила жестокое чудовище.
– Потому что вам на меня наплевать. Скажите, чего вы хотите, и я это сделаю.
Снова ползу, обреченно, медленно. Виляю бедрами, и юбка символической длины закатывается почти на талию. Чудовище морщится. Неужели брезгует? Нет, к сожалению, не брезгует. Вижу, как он смотрит на мои ноги, сжимает кулак и снова всаживает его в стену.
– У вас все в порядке? – доносится из-за двери.
Я вдыхаю так порывисто, что давлюсь слюной.
– Анджелина, что происходит? – На самом деле Олави интересуется не мной, а клиентом.
– Все в порядке, – жалко пищу я, глядя на чудовище, взглядом умоляя его не жаловаться. Я постараюсь, я все сделаю, чтобы остаться в живых.
– Как тебя зовут? – спрашивает чудовище, будто не заметив моего диалога с Олави.
– Вам же сказали, что Анджелина. – Морщусь, вспоминая, как Олави гордился, выбрав для меня звездное имя. Из меня Анджелина, как из… не тяну я на звезду. Только волосы длинные да губы пухлые, да и то потому, что по губам меня бьют. Часто.
– Как тебя зовут? – повторяет он.
– Анджелина.
Злится. Знает, что вру. Но для чего ему правда? Чтобы насладиться своей силой и размазать ее по моему размалеванному лицу?
– Я родился на побережье. А ты?
А я мертва.
Ползу, утыкаюсь лбом в его колено, поднимаю глаза и вижу, как топорщатся его брюки. Урод! Неужели можно хотеть меня такой? Размалеванная, одетая как проститутка. Омерзительно! И то, что сейчас произойдет, гадко и больно. Мужчина смотрит так пристально, что невозможно не отвести взгляд. Вытирает вспотевшие руки о брюки, расставляет ноги шире, и я послушно приближаюсь, глажу его бедра, напряженные, как будто он только что пробежал марафон.
Я знаю, чего он хочет, хотя и не понимаю, почему он выбрал именно меня. Что во мне такого? Размалеванная кукла, сломленная и жалкая. Другие намного аппетитнее, ко всему готовые. А я – так себе. Просто дура.
– Подними голову! – Его голос звучит так глухо, словно он проглотил язык.
Наклоняется, подхватывает меня и сажает к себе на колени. И смотрит. Бесконечно долго и пристально, причем в глаза, а не на мое выставленное напоказ тело.
Что с ним такое?
Он хмурится, сосредоточенно обводит пальцем мои губы.
– Ты меня боишься! – приподняв бровь, констатирует факт. Смотрит на задравшуюся юбку, и его кадык резко дергается.
Не стану разочаровывать, пусть думает, что я боюсь именно его. На самом деле все намного сложнее – я в ужасе от моей жизни. От себя самой. Но это временно. Мне бы только шанс, всего один, и я вернусь из мертвых. Отмоюсь. Ломая ногти, выползу из помойной ямы, в которую упала по своей же вине.
